Black&White

Объявление



Добро пожаловать на ТРПГ Black&White, друг.

Это авторский мир на стыке темного фэнтэзи, готического хоррора, мистики и стимпанка, этот мир, который они зовут Фернасом, уже переступил черту гибели, это – бытие после смерти, тягостное, бессмысленное, и безжалостная длань окончательного умирания надо всем. Ад, настигающий при жизни, не оставляет ни единого шанса остаться белым, нетронутым, чистым; каждый герой – отрицателен, каждый поступок – зло, все помыслы черны, но не осуждай их: и после конца света никто не хотел подыхать.



Земля без надежды
Властители, герои и крысы Фернаса
ЗемлиНародыИсторияКарта
Магия, механика и хаос
Анкеты

Написать администраторуГостевая
ПартнерствоРекламный раздел

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Black&White » Официальная хроника событий » Пропасть - легко, выбраться - невозможно


Пропасть - легко, выбраться - невозможно

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

О том, что бывает, когда из кажущегося ада попадаешь в настоящий.

2

Взрывы. Мечущиеся в воздухе вихри, пахнущие кровью - и пламенем, что растворялся в воздухе и обжигал лицо. Безумие происходящего дополнял рокочущий восторженный хохот.
В соседних домах от силы ветра выбивало окна. Да что там - искусственные вихри начинали выворачивать пожарные лестницы со стороны той улицы, где столкнулись три нечеловеческие силы.
Вихри и кровь принадлежали врагу. Очередная одуревшая от своих способностей тварь, на усмирение которой кинули их троих - наставника и двух совсем юных охотниц-близнецов. Ветряная бестия не ожидала нападения, а потому легко оказалась ранена... но после этого словно обезумела, а ход битвы резко изменился.
Пламя в воздухе, раздёргиваемое ветром на золотые язычки, принадлежало сестре, яростно налетающей на него со всем своим пламенным пылом. Рэй так ждала этой миссии, так хотела показать наставнику, что они справятся, справятся легко - и теперь, наткнувшись на препятствие, с досады сама загорелась яростной злобой, и полностью раскрыла свои силы. Переплетающиеся ветер и огонь мгновенно превратили улочку в маленький кусочек ада, сходство с которым дополнял раскатывающийся над местом битвы смех. Он принадлежал Хэд, зверю хаоса, одному из самых опытных и матёрых среди всех хантеров, но отчасти столь же безумному, как и их противник. До невозможности обожавший свою работу, где было очень, очень, ОЧЕНЬ много подобных столкновений с зажравшимися монстрами, Хэд в этот раз должен был сопровождать в охоте молодняк. Тех, обучением которых он занимался собственноручно, и кого готов был выпустить в мир "настоящего ада". И этим адом как раз обернулась обучающая миссия, где события слишком быстро вышли из-под контроля... к восторгу и чудовищному азарту наставника, пусть тот и не забывал приглядывать за молодыми охотницами.
Враг оказался непредсказуемо силён. И вскоре Хэд был вынужден (хотя скорее он был рад такой возможности) сам ворваться в битву, в которой его всё же достаточно успешно поддерживало пламя феникса.
А что касалось Алтеи...
Хэд отчасти был прав. Они были неготовы. О… она, Тея, была не готова. Рэйчел, её сестра, яростно нападала, она не стеснялась разжигать пламя так, что начинал крошиться кирпич соседних домов - лишь бы утопить в этом жаре своего врага.
А Тея… Тея растерялась. Она скрывала нерешительность за сосредоточенностью, когда ей было дело. Когда она обнаружила врага, шпионя из своего безмерного укрытия в тени, когда вернулась и навела на него охотников… Но стоило заняться бою, как показавшись в самой гуще событий она неожиданно ясно поняла, что стала совершенно бесполезной.
И почти беспомощной в эпицентре буйства трёх агрессивных сил.
Хэд метался словно молния, рыча, кружась вокруг противницы, готовый броситься в малейшую брешь в ветряном щите и рвать зубами и когтями, пускать кровь, отскакивать, разминувшись с порывом-лезвием на какой-то дюйм, и снова выискивать момент для атаки. Рэйчел, обернувшись пламенем, и вовсе не ждала момента, бросаясь со всей горячной юной яростью в атаку. Но пока что её успехи были меньше, чем у Хэд - ветер успешно рассеивал пламя, поднимая температуру вокруг до почти невыносимых значений.
И нашедшая момент для появления среди этого инферно Алтея... что она могла ещё добавить к этому противостоянию? Какие силы было бы тут уместно приложить?
Она… она всего лишь тень. Маленькая, робкая тень, не то звериная, не то человеческая. И вся её защита - становиться неуязвимой для врага, ценой невозможности коснуться его. А если и коснуться... то чем? В ней не было обжигающей силы Рэйчел, не было стремительность наставника.
Есть только фактор неожиданности и небольшие, аккуратные острые когти, которые она ни разу в жизни не пускала в ход.
Но оказавшись здесь, где в бой оказались вовлечены и сестра, и Хэд, Тея решилась наконец начать действовать агрессивно. Возникла за противником из тени, намереваясь ударить в спину, но не успела размахнуться, как новый всплеск пламени сестры вспыхнул совсем рядом. От неожиданности и накатившей резкой слабости Тея вскрикнула. Свет обратил её серую шкурку обратно в нежную человеческую кожу, по которой тут же до крови хлестнул порыв ветра.
Сверкнули жёлтые глаза Хэд. Конечно же, он заметил. Резкий рык - прячься, и не высовывайся! - и новый бросок на врага, отвлечь внимание, заставить отвернуться - пока тот не понял, где у них троих "слабое звено", пока не ударил туда целенаправленно.
И Тея повиновалась. Нырнула в густую тень врага, пока её опять не залило светом от огня Рэйчел. И стоило спрятаться от этого света, как вновь во всей её фигурке исчезли краски, а от света остались одни белёсые глаза. Будто в полынью, в серое дрожащее пятно на асфальте нырнуло отдалённо напоминающее человека существо, окутанное в графитовую бархатную шкурку.
От шума боя её тут же как будто отгородили толстым стеклом. По шкурке пробежала живительная, пусть и слегка застойная, прохлада. Но острые торчащие ушки всё ещё дрожали в такт сердцу, что колотилось так, что звук отдавался в ушах.
“Это - охота? Этим мы будем заниматься?!”
Страх пульсировал, бежал по всему телу вместе с кровью, вырывался с болью в раненой руке. Наверху что-то взорвалось. И что-то треснуло в самой Алтее. Безумие, творящееся там, снаружи… она только сейчас поняла, какой ужас в ней это вызывает. Захотелось спрятаться дальше, как маленький зверёк, забиться поглубже в свою надёжную норку, куда не доберётся опасность, где не достанут вспышки…
И она, ведомая одними инстинктами, сделала то, чего не делала никогда.
Нырнула дальше в тень. Глубже.
Звуки боя начали ослабевать, на какой-то момент вспыхнули сомнения и даже чувство вины - как так, разве может она их там оставить? Разве может вот так - сбежать, не участвовать, не пытаться помочь?..
“Но… но он сам сказал… Да и что я могу?!”
Тея сжалась. Опрокидывающее чувство собственной бесполезности едва-едва тормозилось спокойными, уверенными словами Хэд о том, что каждый делает своё дело.
Каждый - своё…
Колеблясь, она погрузилась ещё немного. Звуки стали ещё тише, словно пробивались через толстый слой воды. И словно блики по её поверхности где-то высоко-высоко мелькали окна-выходы из теневого мира туда, в реальность.
И ещё…
Её как будто накрыло головокружением. Блики исчезли, но было ощущение, будто верх стал низом, а она куда то падает. Беззвучно вскрикнув в мире, где не было звуков, на миг воплотив крылья, которые даже раскрывшись, не помогли вернуть себе понятие, где верх, где низ, Тея неожиданно оказалась ослеплена каким-то белым светом, в который рухнула…
На что-то мягкое.

3

В углах – тени и мгла, в мутной глади зеркала – лицо подростка.
Некрасивая, нескладная, с упрямой морщиной у бровей; брови бесцветные, разведенные далеко друг от друга, ресницы, что на солнце превращаются в золотые щеточки, в полумраке комнаты едва видны. Черты резкие, слишком широкий рот, слишком узкие губы, слишком выдающиеся скулы, бесцветные маленькие глаза, нелепое лицо, и самой себе она кажется уродцем, появившимся на свет наперекор всем старинным книгам, в которых ее сородичи как один, нарисованы гордыми и прекрасными, поражая в самое сердце своей строгим совершенством, окатывая крутым кипятком зависти. Разум подсказывает, что, разумеется, это не более чем заслуга угодливых хронописцев, их ловких перьев и искусных рук, но упрямый рассудок не желает разуверяться в надежном убежище собственной ущербности, в раковине, из которой легко огрызаться и весь мир считать виноватым.
И это она также понимает. Созданиям ее породы дан гибкий ум, который пробуждается сызмальства. И она улыбается себе самой, этим некрасивым ртом, кривится парализованным паяцем, передразнивая.
Настает черед кистей. Ловкими и уже привычными движениями прорисовываются брови – темные, почти черные, вразлет, как у матери. Ресницы изгибаются и блестят жирным черным блеском. Темная краска на щеки, светлая на середину лба, чтобы не блестел как лысина старика, и все привычно, все как всегда, одни и те же движения, одни и те же краски. Ритуал. Она не успела научиться всему этому у матери, ее забрали из дома Даир еще во младенчестве, ревнивый отец словно боялся чего-то, изо всех сил ограждал ее от Сейлем, и мать впрямь стала чужой и отстраненной. Вообще не воспринималась как-то иначе, чем просто член Совета, безгласая тень по ту сторону стола.
Губы – ярким посередине, бледным по краям, бордовый, живой цвет с запахом запустелой лаборатории и ароматного масла миту. Мать сказала как-то, что это вульгарно. Матери легко бросаться словами, потому что она была и останется одной из красивейших представительниц их рода, да еще с редчайшим даром. Самодовольная мразь. Отец прав и всегда был прав. Он видит ее насквозь с ее узколобой дрянной моралью, с ее покаянными взглядами и глупыми словами, в которых слышится один лишь укор им всем. Как будто это она выросла на севере, среди таких же чокнутых святош.
В углах – пыль и тени, в мутном ореоле оранжевого света – тусклый блеск серебра. Изящнейшая филигранная работа, сплетения металлических нитей, тонкие серебряные лапы и руки, держащие зеленого, в разводах, малахита; этим серьгам больше тысячи лет. Осторожно перебирая сплетенные нити, она улыбается, но уже по-взрослому – одними уголками губ, точно старательная ученица, которой только-только показали, как казаться взрослой. Тяжелые серьги оттягивают бледные мочки ушей, их вес неприятен, как неприятная мысль о том, что так же металлические капли скользили по плечам и шеям сотен умерших женщин до нее. Но она будет терпеть, пусть отец видит, что она не тот ребенок, что раньше, и ему нет нужды молчать, не зная, о чем можно заговорить с девочкой, играющей в куклы.
Высокая прическа, раньше видевшаяся каким-то особым знаком зрелости, теперь обнажает тонкую шею с кожей такой светлой, что кажется, она мерцает в темноте, и хрупкие плечи не закрывает тяжелая вышитая ткань, переплетенные розы, запрокинувшие головы птицы, и все, как одна – с короной на крохотной голове, с причудливо изогнутым хвостом. Серое и красное; она презирает светлые цвета, что носит ее мать.
На лице – уверенность и коварство, а в груди – смятение и пыльный клубок страхов, мешающий дышать. Это нарядная маска, которую тщательно отмыли и украсили снаружи, но позабыли даже протереть изнутри и теперь старые дряхлые паутинки щекочут губы и виснут на ресницах, и все смердит древней пылью и грязью. Копоть чьих-то уже сыгранных и забытых страстей, какие-о чувства и слова, которые ей никогда не принадлежали, но которые она упрямо присваивает себе, чтобы казаться... чтобы хоть кем-то казаться в свои четырнадцать лет.
На пороге тщательно поправляя тяжелый и великоватый для ее руки перстень с печатью-фигуркой сказочной птицы, Эльмирен стояла по свою сторону двери и напряженно ждала шагов и стука механических лап по полу, удара дверей, голосов. Чтобы выйти секунда в секунду, чтобы в назначенный момент преодолеть десять шагов просторной залы, где слуги замерли в ее присутствии и чуть склонить голову в столпе света, падающего через стеклянный потолок:
- Приветствую, Масар.
И восторгаться странности и смелости ее нового статуса, требующего звать себе подобных только по именам. И улыбаться тайком, провожая прочь свое глупое и детское «папа».
- И когда ты только успела так вырасти?

В коридоре сумрак и тусклые старые картины висят вдоль стен. Мягкие туфли неслышно ступали по ковру, и потому она слышит, замерев, что за дверью. За дверью смеются и разговаривают; громче всех – задорный чуть хрипловатый девичий голос, ему вторит ломающийся юношеский басок. Стучат кости, катятся по деревянной доске. Негромкая фраза вполголоса. Взрыв смеха.
Она стискивает пальцы, вдавливает ноготь незаметно в ладонь. Больно. От смеха – больно, как будто смеются над ней. С усилием толкает тяжелую дверь и звуки смолкают. Бросив кости, они вскакивают со своих мест, опускают глаза, и все равно ей мерещатся смешки и взгляды. Асия де Гардис, конопатая и нахальная, с соломеными волосами, выгоревшими на солнце. Берт де Гардис, высокий и статный, уже почти мужчина, с прозрачными светло-серыми глазами, таящими страшную силу, Люмис, его младший брат, Корам и его тихая сестра-близнец Кэрия, еще один…
Бастарды дома де Гардис приветствуют дочь истинного мага. Его истинную дочь, им не ровню. В подобающей тишине она проходит через гостиную, краем глаза окинув их стол, голову сыра с торчащим из нее кинжалом, пролитую лужу вина, недоигранную партию слуро. Ей как будто все равно. Играя в как-будто-все-равно, она уходит на лестницу и наверх, к себе. Они не знают, но в это больно играть. Они не знают, у них есть вино, и сыр, и разговоры. У них есть… они. Что-то человеческое, запретное, непонятное, они могут смеяться и шутить, и кататься по городу верхом, и играть в слуро ночи напролет, и пить, и хлопать друг друга по спинам, и молчать, когда истинная заходит в зал.
Нет, разумеется, Эльмирен знала, что чужая им, была чужой с самого своего рождения, и что скоро у нее будет собственный дом, и слуги, и ее собственные дети-бастарды, которые также станут умолкать и опускать глаза в ее присутствии. Так же, как и сейчас, когда все свое бессмертие хочется отдать за право хотя бы один вечер посидеть с ними вместе. Нельзя.
Она – дочь их отца, но она им не сестра. Существо иной породы, которое не уйдет в землю, как только износится ее тело. Она почти вечна и скоро будет одним из самых могущественных существ Виретта, но пока что Эль запирала дверь своей комнаты и без сил падала на постель. И водила пальцем по завиткам покрывала. И думала о том, как хочет сбежать подальше из этого места. И никогда не посмеет. Не потому, что трусиха, а просто потому, что не знала, как и куда, да и не маленькая уже. Нужно держаться и не позорить отца. Нужно помнить, кто она. Помнить, что они царственные чудовища и ничто этого не изменит. Сев на кровати, Эльмирен начала вытирать подступившие слезы и размазала краску на глазах, увидела темные разводы на пальцах и, уже не стесняясь, заплакала. Какая разница. Какая, в бездну, разница…

4

…День, когда на Эдраса Полциса, помощника аптекаря господина Висса, упала какая-то девка, вне всяких сомнений, можно считать лучшим в этом году. Разумеется, сначала толстяк ничего этого не понял, он с руганью рухнул на брусчатку перед своей лавкой, больше от неожиданности, чем от удара легкого тела. Эдрасу показалось, что незнакомка выпала откуда-то сверху из окна, однако в аптекарских окнах девкам точно было делать нечего ввиду суровости нрава молодой госпожи Висс. Едва рассмотрев нарушительницу спокойствия в свете тусклого газового фонаря, он начал догадываться, в чем дело; когда она что-то произнесла, догадка подтвердилась, а когда попыталась встать – неожиданно сильные пальцы впились в горло, а лицо Эдраса озарила радостная ухмылка. Ну надо же, диковинная чужачка, в самом Виретте, да еще и в его руках! Ее можно было продать как рабыню, или подарить какому-нибудь любителю диковинок, выловленных из хаоса, ну или просто продать мяснику на Полуденной улице, который снабжал королевские театры разного рода дичью… все эти прекрасные и прибыльные варианты вихрем пронеслись в голове Эдраса, пока он не понял, что схватил воздух, а девка немыслимым образом вывернулась и пропала. Да быть того не может!
Толстяк вскочил и кинулся через улицу, к дому соседа, его частого собутыльника и, волею судеб, стражника дома де Гардис.
– Гвимо! Гвимо! Здесь чужая! Чужая!
Дверь задребезжала от частых ударов, а на мостовой, под фонарями, линия которых дугой изогнулась вслед за поворотом улицы, стали собираться люди. Ловцы и воры, крысы, охотники, стражники, механики с охотничьими птицами, куда больше просто зевак, праздно ожидающих новостей или чего-либо, мало-мальски интересного.
Девка-крыса упала на четыре лапы, на нюх выискивая следы; в небо скоро взвилась уродливая голая тварь, которую кто-то принес за пазухой. Первым взял след Суро из самой королевской стражи, случайно оказавшийся рядом. Чужая ссадила ладонь об камни и эту кровь он учуял, вскочил на своего механического коня и ринулся в погоню, а за ним – и все остальные.
Гнали долго. Странная тварь то появлялась из теней, то исчезала. В панике она металась между домами, выскочила из чьего-то окна, неведомо как там оказавшись, в конце концов выскочила на площадь Вьор, под копыта уродливой статуи, в которую некогда было обращено выбравшееся из хаоса чудовище. Нужно сказать, это было совсем уж скверно, так как буквально в нескольких шагах уже стоял дом барона Кревенца, вассала Дома Даир, и охотники рисковали лишиться права на трофей. К счастью, трофей взвился в небо прямо из-под копыт коня Суро. Проклятый вампир, вероятно, собирался девку попросту сожрать, ему сгодилась бы и полузатоптанная, но не вышло. Три десятка жадных глаз обратились вверх, в туман и облака, скрывающие темное небо.
– Поррэ! – со странной командой кто-то из ловчих подбросил вверх свою крылатую тварь; хлопая розовыми крыльями, она рванулась вверх.

5

Всё не то. Всё не так… всё не то!
Тея металась по узким тёмным улицам, над которыми грозными тенями нависали тёмные карнизы странных, будто бы искажённых, изломанных домов. Под ногами чавкало, асфальтом и не пахло, хотя несколько раз под босыми ступнями оказывалось что-то, похожее на камень, где девушка чуть не споткнулась. Но у неё не было желания и, по счастью, возможности, думать, что было внизу. Хватало того, что попадало в поле зрения расширенных от ужаса бельм, испуганно отскакивающих с одной гротескной формы на другую, отталкиваемых мрачностью, источаемой местом, в котором она оказалась. Местом, совсем не похожим на город, откуда она нырнула в тень. Непохожим даже на то, что осталось бы от города, развернись её пламенная сестра на всю катушку.
Это был город-призрак, город-тень, но тень воплощённая – оживший, обретший плоть кошмар, который раньше только и мог, что пугать своим видом – а уж облекшись в осязаемую форму… Да, пусть время от времени впереди показывался свет – но перепуганная донельзя и инстинктивно держущаяся тёмной стороны, хотя бы чуть, но придающей стойкости, Алтея шарахалась от тех мест и вновь ныряла в мрачные переулки.
Вытянутые острые уши дрожали, метались, как радары. Шумы – неизвестные, пугающие, раздавались со всех сторон, маскировались под шорохи, под слишком осязаемое и громкое дыхание без источника. Но больше всего шума было позади, и он имел и плоть, и форму, и, самое главное – сознание и цель, к которой стремился.
И целью его была маленькая, безобидная и совершенно испуганная Тень, так и не успевшая привыкнуть быть сильной в своей плотности…
Одно было хорошо – тёмных уголков здесь было много. Так много, что со своей изнанки мир был ей виден так отчётливо, словно их разделяла лишь тонкая стеклянная перегородка. Тея несколько раз ныряла, перебиралась на другую улицу – так быстро, что даже не могли стянуться ни рана на руке, ни содранные ладони, - но не успевала выдохнуть – как шум начинал нарастать снова. Её преследовали. Гнали. И, что было самое ужасное, от чего мелко трепетали кончики ушей – её каким-то образом н а х о д и л и. И приходилось вновь срываться в бегство, отталкиваться упругими звериными лапами от чавкающего и пахнущего сыростью и гнилью чего-то под ногами.
«Рэйчел… Хэд…» - воззвания застряли в горле вместе со страхом, что своим голосом она скорее наведёт на себя преследователей. Не только голосом – даже шлёпанье ног казалось слишком громким, даже частое, уже слегка похрипывающее от заячьего бега дыхание, даже колотящийся в ушах шум сердца.
«Хэд! Спаси! Пожалуйста…» - слёзы пытались подступить – но не осмеливались затмить зрение, на которое, как и на слух, сейчас была главная надежда.
Но ноги уставали. А изнаночная тень была так прозрачна, что Тее в паническом смятении казалось, что та больше её не прячет.
Впереди во вьющейся кишкой улочке показался просвет, не ослепляющий всепожирающим светом. Свобода!
Она кинулась на открытое пространство, оказавшееся улицей. Подушечки лап отталкивались – раз, другой, третий! Уверенно несли вперёд гибкое полузвериное тело, облачённое в матово-серую шкурку…
Резкое движение сбоку. Тея резко повернула голову, и белые глаза округлились. Грозный храп, взвившееся над ней красноглазое чудовище, огромное, вдвое, втрое крупнее маленькой Тени – она еле успела отпрянуть, уйти в бестелесность, а вслед уже нёсся грозный удар копыт о мостовую.
«Хватит, пожалуйста! Рэйчел!» - она бы закричала, если бы от испуга не сбилось дыхание. Но к счастью, сработал другой спасительный рефлекс. Её словно подхватило и подбросило, что-то раздалось в стороны, и мерные, бесшумные удары  о воздух её п р о д о л ж е н и я подняли её подальше от пугающей земли.
Огромные широкие крылья, как у хищной птицы, отчаянно работали – почти с той же убойной интенсивностью, что и до этого ноги. Появился звук, глухие удары о воздух – от волнения она вновь потеряла концентрацию и обрела телесность. Выше, ещё выше! Дальше от пугающей земли, от угрожающего шума, от тени, что, казалось, перестала быть спасением…
Там выше – видно всё. Там видно город, полный сияющих огней. Сейчас она поднимется, сейчас увидит его – даже далеко, очень далеко, она его узнает, наверняка узнает место, где сейчас ещё быть может сражаются любимая сестра и наставник…
Крылья с хлопком расправились и замерли, покачиваясь на потоках ветра, чуть-чуть не донеся её до нависших облаков. Алтея замерла, обводя открывшийся ей вид с тем чувством нарастающего недоверия и зыбкой надежды на сонную природу творившегося, что может появиться лишь в кошмарах.
«Нет… нет-нет-нет, не-ет!
Где я?! Что это за место?!
Что…»
Весь город – как зубастая, искаженная чёрная пасть. Весь. Лишь кое-где между кривых «зубов» из крыш – отдельные огни, либо тусклые и бледные, совсем не похожие на ослепительный неон, либо плывущие и дёргающиеся, как живые существа, бегущие по улицам. Чуть в отдалении от щерящихся неровными, острохребтовыми крышами домов высилась иссушенная громада, в которой Тень сразу опознала замок. Он был так бледен, что практически светился в темноте.
А там, в другой стороне, за городом… Она подняла глаза – и уткнулась в горизонт. Слишком странный, неестественный… как будто…
Близкий?
В нём определённо было что-то не то. Но что – она уже не успела разобрать. Тихий писк – а затем острый укол в крыло отвлекли её от созерцания.
- Ай!!!
Она шарахнулась в сторону, инстинктивно дёрнулась рукой к крылу, к тому месту, куда его поразило маленькое, кожистое создание, похожее на уродливую кошку. Тварь зашипела и, расправив крылья, вновь ринулась на Тею. Той оставалось только уклоняться, но боль уже пустила иглы от раны по крылу, что стало плохо слушаться.
Тень застонала в отчаянии и горечи. Иной зверь, оказавшись загнанным в угол, преисполняется сил – и как безумный рвётся в бой.
Но девушка для этого была слишком слаба, слишком пуглива, слишком устала от той массы сшибающих с ног открытий, что разом на неё свалились. Она могла только пытаться уклониться от шипастого хвоста, закрыть руками лицо, которое всё-таки защекотали побежавшие из глаз дорожки.
Крылья дёргались, слабели. Решившись на отчаянный – то ли безумный – шаг она сложила их, войдя в пике…
…и уже почти у самых крыш понимая, что из него не выйдет. Но всё же попыталась.
Словно уже не конечности – раздутые полотнища они раздулись на воздухе, тут же чуть не вывернулись от напора ветра. От боли застило взгляд, и Тея закричала. Её закрутило, вырывая управление всем её телом, отдав на волю ветру и притяжению.
Какие-то секунды, показавшиеся вечностью, и плечо встретило хрусткую, похожую на чешую поверхность, негодующе затрещавшую под ударом. Тень только всхлипнула – если бы поверхность крыши не поехала, закручивая её за собой, она наверняка разбила бы плечо. А так «всего лишь» покатилась по ней к краю, который она даже не заметила и не сумела уцепиться. Просто в какой-то момент контакт с поверхностью пропал – и девушка снова ухнула вниз, и врезалась всем телом в землю. Удар выбил из неё сдавленный хрип, взорвал всё тело болью, и оставил лежать сломанной куклой, укрытой неестественно вывернутыми крыльями.
К тому моменту, как в конце улицы показался дёргающийся свет и послышался топот ног, она уже почти ничего не воспринимала. Не двигалась и, хотя по-прежнему дышала, но будто отказалась отзываться на внешние символы, то ли поражённая ядом, то ли окончательно подавленная происходящем.
«Где вы…
Пожалуйста…
Пожалуйста, спасите меня…
Вырвите из этого кошмара…»

6

Механический конь, черная тварь под седлом, привинченным прямо к его хребту, встал неподвижно, когда его хозяин спрыгнул на брусчатку, когда пошел к своей добыче и когда ему помешали. Под неправильным небом Фернаса есть много всяких скверных тварей, но эти, пожалуй, всего хуже, потому как мертвы. Неведомая злобная магия наполняет пустую оболочку, оставшуюся от человека и зло обретает голос, зло обретает волю и жажду. Вампир хотел сожрать беглянку просто потому, что его заводил азарт охоты, и потому, что уже очень давно никто не дарил ему такую самозабвенную погоню, тягаясь и с темным чутьем, ведущим по кровавому следу, и со скоростью механического скакуна.
Но, стоило ему протянуть руки в мягких замшевых перчатках, как на Свечной улице начали появляться остальные охотники.
– Милейший господин, вы не дома и то, что вы хотите забрать – не ваше, – неприятным скрипучим голосом сообщил ловец с летучей гадиной; гадина уже вернулась на место и повисла сзади на его плаще, словно уродливый голый инфант.
Суро вскинулся на наглеца. Мало кто мог сказать ему такое, мало кто бы посмел, но его окружали, точно стаей; девица-крыса недобро скалилась и что-то прятала в ладони, тускло блестнула обнаженная шпага и несколько ножей. Неохватный толстяк со стражницкой дубинкой приблизился на шаг, тяжело дыша после погони. Неожиданно осмелевший Эдрас Полцис, аптекарский помощник, всю дорогу предусмотрительно державшийся в хвосте погони, высунулся из-за своего приятеля и подал голос:
– Мы подадим жалобу в королевскую канцелярию на вас, сударь Суро. И не сами, а от имени гильдии ловцов.
– Это будет третья жалоба в этом году. Желаете испытать терпение своего начальства? – уточнил хозяин голой твари, уже открыто издеваясь.
Еще раньше, чем кровосос ретировался, огрызаясь и сыпя смутными угрозами, стражник подобрал лежащее на земле тело и, перекинув через плечо, кивнул ловцу, показав, что отметил его вклад.
На следующий день все отличившиеся получили у казначея дома де Гардис полагающиеся награды, а Эдрас, первым увидевший чужачку, даже сумел купить себе новую куртку из вареной свиной кожи; на сдачу он славно посидел в «Сапоге святой Фриды» со своим приятелем. Сама же находка была передана управителю, тот, осмотрев добычу, сообщил о ней своему хозяину. Несколько часов спустя тощая девица в окружении светящихся шаров, не позволяющих ей сбежать, была препровожена на кухню Дома. Старая Фло сперва отхлестала ее по щекам, после напоила теплым молоком и села перешивать нарядное платье Маилис, в прошлом году умершей от чахотки. Вечером наряженное существо засунули в высокую птичью клетку, в которой она даже сесть могла, лишь поджав ноги к самой груди и оставили в гулком пустынном зале.
Спустя двадцать минут она услышала шаги.
Истинный маг вышел к ней в теплом халате, подбитом беличьим мехом – почти неловко, едва ли не по-домашнему; забыл про нее, скорее всего. Прозрачные светло-зеленые глаза изучали неведомого зверя, но видели лишь простую испуганную девицу; озадаченный, он приблизился.
– Ae sheve ta she ien? – больше не вопрос, а размышление.
Он показал, что принес с собой – птичья клетка, так похожая на ту, в которой сидела пленница. Поднял выше, чтобы оказалась вровень с глазами. Сойка чирикнула, вспорхнув вверх, ударилась о прутья и снова запрыгала по полу, живая, подвижная, точно капля ртути.
– Aegi ta, – приказал Масар, хотя она смотрела и так.
И что-то произошло с птичкой; она забилась, валясь набок, заверещала пронзительно и отчаянно, но уже не могла взлететь – крыло застыло, неподвижное, темное. И темного становилось все больше и больше, цвет ушел из перышек, они слиплись в одну массу темного камня. Спустя мучительную секунду голос стих. Застывшая в мучительной, неестественной позе сойка казалась высеченной из камня копией себя самой. Сила истинного мага, живущая в его страшных глазах, лениво колыхнулась, когда он уставился на пойманную – поняла?

7

В сладком молоке ощущался солёный привкус.
Алтея пила его, держа чашу без ручки обеими руками. Пила тёплуюую жидкость, смешивающуюся с солёными каплями, бежавшими по проторенной дорожке из уголков глаз по скулам, вдоль носа и к губам.
Исхлёстанные щёки всё ещё горели. Тея поняла - потом - зачем крепкая тётка, прикрикивающая на непонятном языке, это сделала. Хотела, чтобы девушка сперва очнулась ото сна, потом - из панического оцепенения, в которое впала, осознав, где находится, ну и по причине последовавшей затем истерики.
Она буквально заставила Алтею проглотить свои рыдания. Но всё равно сейчас чашка в руках дрожала, а слёзы снова полились, правда тихо. Она изо всех сил старалась не издавать лишних звуков, боясь, что экзекуция повторится.
Молоко закончилось. Тея слизнула последние капли с её края и, подняв взгляд, увидела, что тётка уже снова стоит перед ней, уперев руки в бока. Что-то буркнула, по-прежнему непонятно. Алтея испуганно протянула ей чашку, и, когда та взяла посуду из тонких рук, снова забилась дальше в угол. Интуитивно хотелось провалиться под землю, в надёжную тень, но… Три ярко светящихся шара над головой заливали её беспощадным светом, который давил, наполнял тело слабостью, а голову - растерянностью.
Не сбежать. Не спрятаться. Даже не будучи скованной, она пленена. И никуда не деться, и нечего противопоставить…
На это пугливое, звериное движение женщина только покачала головой и с каким-то особым выражением - досадой? скрытым сочувствием? - цокнула языком, после чего ушла в другую половину каменной комнаты, освещаемой пламенем из пылающего камина, рядом с которым стоял стол со всякой кухонной утварью.
Тея опасалась лишний раз шевелиться, замерла, но время от времени бросала быстрые пугливые взгляды по сторонам, и каждая находка едва ли могла её порадовать.
Она не знала, где она. И подозревала, что не знает даже - когда. Потому что слишком уж окружение было грубо и примитивно для современных, даже чрезмерно экстравагантных усадеб богачей, слишком много грязи она повстречала, а уж отношение… Хотя и в… в своём мире (ей пришлось пока обходиться такой забитой формулировкой, как бы в душе она не стеснялась своих смелых предположений) людское отношение было подчас сродни звериному.
Но всё же, всё же… даже знакомая со множеством хтоноидов, видевшая то, что не укладывалось в рамки человеческого восприятия, она не могла уложить в свой опыт слишком многое из увиденного и перенесённого. Слишком многое было чересчур гротескным, как страшный сон после вечера запойного просмотра фантастических фильмов…
Её дали время переварить случившееся до вечера. Крепкая женщина закончила свою работу, оказавшуюся простого кроя платьем из грубой ткани, в которое насильно переодели Алтею из её лёгкого сарафана. А после…
После словно для ещё большего нагнетения всей той черни, которая щедро обрушилась на неё с момента, как она провалилась слишком глубоко в тень, Тею насильно провели в какой-то зал, где, словно какого-то диковинного зверя - или скорее птицу - заточили в узенькую клетку. Тонкие и очень прочные прутья болезненно врезались в кожу, стоило к ним даже просто прислониться. Чужое, незнакомое и непривычное одеяние, больше пугающее, чем унизительное пленение, и что страшней всего - чужие взгляды, кривление губ, резкие слова, которых не понять, но интонации которых словно бы были похожи на удары наотмашь или плевки в лицо…
Пожалуй, даже там, возле камина, ей было лучше. Там она хотя бы могла забиться в угол, пусть там была весьма условная защита. А здесь… прутья были недостаточно редкими, чтобы выскользнуть -- но вот просунуть руку или палку - вполне. От этого Тень чувствовала себя даже в тяжёлом облачении как будто обнажённой, доступной - и совершенно незащищённой…
И словно всего этого было мало, её решили дополнительно запугать. Явившийся человек, чуть более чистый, и сильно более пугающий, чем остальные, то ли своим взглядом, то ли какой-то более резкой и властной статью, видно решил наладить контакт с пленницей. И сделал это максимально наглядно.
Карие глаза девушки раскрылись в ужасе, пока она смотрела на чудовищную судьбу несчастной птицы. В ответ на выразительный взгляд мужчины она издала только сдавленный стон и ещё сильнее сжалась на полу, прижала колени под самый подбородок, глядя на него блестящими глазами - и в то же время сдерживая слёзы и всхлипы из опасения рассердить способного на подобное человека.
Довольный произведённым эффектом, он кивнул и вышел. Тень же уронила лицо в ладони, в тихом отчаянии гадая, как так могло получиться? За что её?! Что с нею будет?!
“Господи… пожалуйста… хоть кто-нибудь, спасите… Сестра… Рэйчел… пожалуйста… Хэд, найди меня, спаси…”
Она просидела в недвижности в таком положении, не замечая ничего вокруг, пока не услышала тихое покашливание. Испуганно вскинула глаза с дрожащими ресницами - и обнаружила уже не мага, но девушку, в которой впрочем находилось что-то из его требовательной пристальности во взгляде и решительности человека, находящегося вправе относиться к пленнице подобным образом. Эта твёрдость и яркая косметика, отметившая длинные ресницы и ярко-напомаженные губы, озадачила Тею, попытавшуюся определить её возраст. Вроде не очень высокая, стройная, даже худоватая - если не щуплая, но в более ярких и эффектных одеяниях, нежели одежда на самой Тее. Девушка держалась столь прямо, что, во-первых, в том казалась некоторая искуственность или напряжённость, а с другой - было отчётливо видно, насколько не оформилась ещё её угловатая и не лишённая детскости фигура.
Но более всего в ней Тею приковали к себе её волосы… светло-русые, с золотисто-рыжим оттенком. Даже уложенные в причёску они так напоминали шевелюру Рэйчел, что Алтея заморгала, когда влажная пелена невольно размыла для неё черты незнакомки.
“Сестра… где же ты теперь…”
Она мысленно застонала, но разрыдаться не успела, испугавшись неожиданного приближения девушки. Та что-то проговорила, однако Тень, не распознав в её тоне ни требовательности, ни угрозы, почла не отвечать ни звуком и ни жестом. И только сжалась в комок, когда к ней протянулась рука…
...чтобы лёгким движением отворить запертую в клетке дверцу.
“Что?..”
Алтея растерянно на неё воззрилась, переводя взгляд с девушки на откинутую дверцу и обратно.
А затем вспомнила окаменевшую птицу.
“Нет, нет!..”
Она импульсивно замотала головой, что даже взвились прядки тёмных волос.
- Не надо! Пожалуйста… Что вы от меня хотите?!. - прорвавшийся через столь долгое время голос походил на отчаянный клёкот слабой птицы, отчасти сиплый, отчасти проваливающийся из надрыва в едва слышный шёпот. Мольба и страх, непонимание и неверие сплелись в словах, в отчаянном взгляде, в дрожи, начавшей сотрясать её плечи. - Что… что здесь происходит?.. Зачем так… со мной?..

8

Светлые глаза расширились в удивлении - нет, не понимает.
Сломленное создание, потрясённое, пережившее путешествие через неведомое в море хаоса, невесть что пережившее - крушение собственного мира быть может... и все равно нет, не понимает. Никто и ничто не поколеблет почву под ногами истинного мага, под вышитыми туфлями с драгоценными серебряными пряжками, куда ей. Все, что она знает - истории из книг, истории, много раз пересказанные, бездарно и глупо. Несмело приблизившись, девушка-подросток замерла, рассматривая в упор, пытливо и внимательно. Не понимает. Не представляет, что сделать, не ведает даже, что она хочет сделать, потому что жалости нет, нет сопереживания. У нее своя боль и свои крохотные беды, закрашенные помадой, слишком яркой для ее бледного лица, замазанные тушью на светлых ресницах. Умом она понимает, сердцем - нет, и оттого просто опускается на пол рядом. Несмело, неумело прикасается кончиками пальцев - словно гладит, даже не пытаясь отыскать слова. Не знают они обе этих слов.
Ждёт.

9

По распахнувшимся глазам незнакомки Алтея узнала удивление - но удивление, вызванное не осознанием буквального смысла мольбы, а той реакцией, что неожиданно последовала за внешне щедрым жестом. Возможно, он и в самом деле был освободительным. Тея не знала. Заточенная в круговерть из истощивших её переживаний, она слишком ослабела, чтобы искать пути чтобы рваться прочь.
...А всё этот свет, чёртов свет!..
Она не могла сопротивляться, могла только молить…
Тея осеклась, замолчала, затравленно вжав голову в плечи, когда незнакомка подступила ближе. Пока что с пленницей не обращались слишком жестоко - напрямую. Пока всё сводилось к пощёчинам  и грозной демонстрации. Но Тень боялась, что всё может стать иначе. И в то же время, надеялась… что может быть… что как-то…
Но может, станет лучше?..
Девушку она боялась меньше. Гораздо меньше. Возможно потому, что она была её ровесницей, а может быть и младше. А может из-за волос. Или потому, что за твёрдым взглядом скрывалось что-то бурное, интересующееся, но пока без злобы…
Тени так хотелось на это надеяться. Ведь она только-только научилась не бояться…
Девушка опустилась на пол перед клеткой. Изящным, плавным движением, с небрежной элегантностью обернув вокруг ног платье, как обернулась бы хвостом ухоженная кошка. И, даже по-прежнему не спуская с Алтеи пристального взгляда, став с нею наравне, она стала ещё чуть-чуть меньшей опасностью, которой подсознательно в ней ожидала Тень.
- Кто ты?.. - невольно сорвалось с губ Теи за миг до того, как тонкая и бледная рука в перстнях потянулась к ней с умеренной осторожностью - как к притаившемуся зверьку - чтобы дотронуться.
Алтея застыла. На миг карие глаза округлились в ужасе, перед внутренним взором вновь мелькнула ставшая серым камнем птичка. А затем видение исчезло. Осталось только робкое тепло, наливающее остывшие в вечернем воздухе пальцы сидящей против неё девушки.
Касание слегка скользнуло, словно… поглаживало. Тея моргнула, на миг увидев напротив себя совсем другого, знакомого, родного человека, к кому мгновенно ринулось со всем стремлением все её истосковавшееся существо.
Непроизвольно вскинув руку, так, что могло казаться, ещё чуть чуть - и она скинет чужую, Тея коснулась чужих пальцев своими. Накрыла и замерла так с неловкой, тянущейся робостью, не смея, не умея отвести собственного взора от взгляда напротив. Понимая, что перед ней - не Рэйчел, и близко не она, и где теперь сестра - неизвестно. Но у Алтеи просто не было возможности отринуть, не откликнуться на это касание - первое почти ласковое прикосновение с того момента, как она сюда попала. Всё равно как, отведя глаза, потерять первый лишённый резкости, насмешки или холода взгляд.

10

Она ничего не знает.
И потому так безрассудно смел взгляд, направленный в лицо истинного мага. Эльмирен еще в детстве заметила, что почти не представляет, как выглядят лица ее горничных, конюха, механика, даже старой ворчуньи Фло. Они боятся, дело даже не в уважении, они просто боятся как огня глаз отца и ее тоже, словно он ей непременно передал свою страшную силу. А эта чужачка – нет. Невесть в каком заповеднике, в каком чудесном мире она выросла, что вот так бестрепетно смотрит в лицо, даже не думая, что это попросту невежливо.
Она просто ничего не знает… и Эль первая опускает глаза, рассматривает тонкую кисть, так решительно и несмело дотронувшуюся в ответ. Пальцы, не знавшие тяжелой работы, чистую кожу, не рассеченную шрамами. Она либо из знатных, либо действительно, свалилась сюда из каких-то райских кущ, точно падший ангел.
Воистину, чудную куклу ей подарил отец.
– Бедная, бедная… – привстав на коленях, Эль придвинулась и обняла, зная – только так и сумеет показать свои намерения и взятую на себя обязанность защищать. Странный жест, еще более странный для истинного мага, тем не менее, она не подсмотрела – сама додумалась. И оттого победой казалось то, что незнакомка не отстранилась, а замерла, теплая, под ее руками.

11

На жест Теи незнакомка опустила взгляд - и Тень вслед за ней. Встрепенулась, запоздало спохватилась, что судя по всему та была из… хм… как же здесь было бы уместнее сказать… Из власть имущих? Она наверняка принадлежала их роду, и… было ли то слишком смелым - её коснуться?
Из-за своих переживаний подумала о том Тень довольно поздно. Но исправить ничего не успела: девушка, не проявляя ни лицом, ни голосом неудовольствия, пошевелилась, подалась в ответ… и заключила в мягкие объятья, зашелестев о чём-то непонятно звенящим шёпотом.
Алтея замерла на миг. А в следующий в ней как будто оборвалась какая-то струна. Тонкие руки в алых покровах стиснули незнакомку в ответ, отчаянно, будто та могла пропасть. Тень порывисто прижалась щекой к её плечу, к жёсткой, царапающей кожу вышивке, и почувствовала, как ком в горле выдавливают наружу набухшие в груди рыдания. Которым она в итоге и дала волю, затрясшись в руках незнакомки.
- Сес...тра… - прерывисто то ли всхлипывала, то ли стонала она, пока перед размытым от слёз взоре сияли в свете колдовских огней светло-рыжие волосы девушки. - Сестра-а…
Сложно было сказать, что это было. Слёзы исступленного облегчения, быть может мимолётного, а может быть несущего надежду? Или замкнувшаяся в душе тоска, оплакивающая единокровную потерю?.. Одно-единственное было ей понятно, одна-единственная мысль могла пробиться сквозь эмоциональный сумбур - не самая разумная, диктуемая теми же эмоциями: если сейчас незнакомка не разозлится, не оттолкнёт её, не сделает ей… что-нибудь плохое, Алтея просто напросто последует за ней. Если сможет… если та позволит.
Просто потому, что здесь впервые к ней обратились так, что Тее стало чуточку менее страшно.

12

Странно, как разделилось время для дочери истинного мага. Время сделало три шага: первый - самодовольство. Она все сделала правильно, приручила чужое и чуждое создание, тварь хаоса настолько, что та уже позволяет к себе прикоснуться. Изящная ловушка, которой ее некогда научил отец. Которую она теперь уже безошибочно определяла в жестах и обращениях. Будь ласкова, будь откровенна и сделайся пропастью, в которую любой сочтет за счастье рухнуть. Но время делает шаг и тонкие руки сильнее стискивают жёсткую ткань, ища защиты и спасения. И Эль понимает, что не хочет предавать. В самом деле хочет защитить, оставить себе и беречь, беречь существо, что прижамается к ней так безотчетно доверчиво... И ещё миг нужен, чтобы зрачки расширились в изумлении, в потрясающем открытии и дрожь пробежала по плечам. Достала, поняла до корней зубов тонкая детская-выстраданная боль: никто так не обнимал ее, никто так не прикасался. И это так страшно, ощутить это глубинное, родственное, лишь встретившись с созданием, которое увидела впервые. Совсем не знала. Почти что боялась.

13

Её не оттолкнули. Не отрезвили хлёстким окриком, не заставили почувствовать под богатой тканью холодную напряжённость из-за неуместных и несдержанных эмоций. Ей не грозили и не хотели задавить, и Тень, излив безудержные накопившиеся чувства, вновь ощутила слабость - на этот раз почти блаженную. Словно излившаяся ливнем туча, её душа, став лёгким облаком, была готова подняться к небесам.
Алтея потихоньку затихла и успокоилась, расслабила руки, позволила им соскользнуть, а спине согнуться, не сколько бы в поклоне, сколько в неловкой попытке как будто бы укрыться за незнакомкой, словно за каменной стеной. Поникла - затем, чтобы легко подхватив девичью ладонь с тяжёлыми перстнями на пальцах, прижаться к ним щеком с тихой доверчивой благодарностью.
Не глядя на девушку, Тея не видела, как та над ней слегка склонилась - так, что зыбкая тень легла на её затылок, мгновенно перекрасив мягкие каштановые волосы в графит, в которых чуть дрожали прижатые к голове острые бархатные ушки, похожие на уши каракала - точно такого же насыщенно-серого оттенка. И тот же цвет коснулся  нежной кожи, что было видно, стоило Алтее чуть повернуть лицо. От шеи и ниже она по-прежнему оставалась той девушкой в алом одеянии, которая испуганно сверкала взглядом из тесной клети, но там, где её касалась чужая тень - обличье выцветало и темнело, становясь похожим то ли на ожившую статую, будто на диковинного демона.

14

Эльмирен рассматривала метаморфозу, затенила ладонью, наблюдая, как изменяется облик пленницы – пусть она было пойманной, напуганной и рыдающей, она не была обычным и привычным в Фернасе существом. Отец сказал, она умеет перемещаться в тенях, и это можно считать подозрительным, ибо безликая леди Лемора повелевает тенями. Но даже ей не под силу заставить существо говорить на чужом языке и превращать его… да, это не ее рук дело. В Виретте совсем немного истинных магов, и, хотя каждого стоило бы бояться не столько за таинственные силы, сколько за вседозволенность и власть, которой они обладали, Лемора для Эль была чем-то особенным. Отец боялся ее. Ненавидел и боялся. Говорят, она была его матерью и она свихнулась, когда их разлучили – много лет назад, ужасно давно. Эль не любила эти истории и все, что было связано с безликой. Пусть катится в хаос, а ее Тень – теперь ее. И, словно подтверждая свое право, она покровительственно опустила руку на вздрагивающее плечо. Так странно и ново – понимать, что эта жизнь и судьба отныне вверены ей.
Пошевелившись, Эль показала, что хочет встать, поманила жестом – идем.
Идем. Не бойся. Кроме меня, ничего не бойся…

*   *   *

Жизнь истинных магов – игра, и игра ироничная. Не уцелело ни книг, ни знаний, но принято считать, что их создали в услужение, создали, чтобы эти силы служили господам, способным творить новые виды зверей и людей, неким древним богам, которым все было подвластно. Кто теперь их потомки? Выродившиеся, одичавшие, их творения теперь сами правят половиной доступного им мира. Ведут свои интриги, которым грош цена, и едва начавшую взрослеть девчонку тоже это ждет. Но она не думала уклоняться: сложно мечтать о чем-то ином, зная, что всей земли им отмерено столько, что месяца хватит, чтобы проехать из конца в конец. Мир-осколок, остаток, скорлупка. Все доживает свой век. Горе тем, кому выпал жребий родиться в таком месте, и все же они не проводят свою жизнь в плаче.
В нарядной столовой солнечно и ярко. Гобелен с геральдическим зверем, с уродливой змеептицей, висит на стене, колышется от сквозняков. Камин растопили, но что с него толку, все равно в огромном зале холодно и Эль с самого утра разгуливала в самом теплом платье, синем, с серыми цветами по нижней юбке, с высоким воротником, подбитым седым мехом. Сейчас она сидела во главе стола, на месте, которое, кроме нее, занимал только ее отец, а на ее собственном кресле робко жалась ее новая рабыня. Кукла. В ближайшем будущем дуэнья, быть может. Тень выучила шестнадцать слов и на этом ее успехи закончились; впрочем, Эль знала, чего стоят умелые слуги, расторопные и умеющие предугадывать желания, по единому жесту способные выполнить то, что требуется и исчезнуть. Но от Тени она этого не хочет. Тень незаурядна и роскошно одарена хаосом, найдутся у нее таланты получше, а, значит, это ей будут прислуживать и ее жесты разгадывать… когда-нибудь. Пока что Тень беспомощно смотрит в тарелку и на столовые приборы, пока Эльмирен не отвлекла ее щелчком пальцев – дергать за рукав очень уж далеко тянуться.
– Смотри, смотри на меня. Вот так нужно!
Она показала нужную вилку, двузубую, длинную и тонкую – для мяса. Показала нож, он один и сложно перепутать. Отрезала кусочек оленьего языка, проверила, чтобы Тень все сделала правильно. За едой Эль рисовала, на подлокотник кресла очень удобно ложить альбом, чудную штуку, похожую на пластинку черного камня, обрамленную стальными завитками. Рисовать в альбоме можно металлической шпилькой, она оставляет светлые следы, которые быстро выцветают, потому альбом, строго говоря, практически бесполезен.
Эль быстро набросала тарелку, ее содержимое, приборы, стрелками соединила, как нужно. Подумала и нарисовала рядом бегущего оленя с трагично запрокинутой головой, грибы и ветку дерева туи с маслянистыми темными плодами, которые подали к языку. Одним капризным жестом показала – передать! Рука в темной перчатке появилась из-за спинки кресла и альбом был с поклоном поднесен Тени.
– Олень, да? Знаешь? – Эль с интересом высунулась из кресла, которое ей было велико.

15

- О… лень? - Тень повторяет сказанное Эль с запинкой, чужая речь слишком непривычна, требует сноровки и умения. Алтея стыдилась своего произношения, которое, она была уверена, было дурным - ей так казалось, когда Эльмирен, пытаясь научить её основам, едва заметно морщилась. Поэтому Тень не удержалась и замкнулась, остановившись на скупой горстке распространённых слов, которые могла выдать сама. На деле же её понимание распространялось несколько дальше, давая ещё большее впечатление как о понимающей зверушке…
И это было ей исключительно на руку. Тея сообразила, что оказалась в мире со сложными нравами, где переплелись уклады нескольких знакомых ей по учебникам эпох, среди  которых тем не менее больше всего довлели средневековые нравы. Чудо, что Эль к ней отнеслась так… по-человечески. Но после, видя, как с жёсткой и слегка высокомерной естественной решимостью она обращается с окружающими, блекло одетыми и ведущими себя с выученной покорностью, Тень предположила, что вряд ли от неё ожидают иного поведения. Проблема была в том, что она вообразить не могла, к а к именно ей стоит действовать.
И вновь на выручку пришла смекалка Эль… да, её имя было куда длиннее и солиднее, но тем более растерянной и пришибленной становилась Тея, пытаясь его выговорить вслед за девушкой, пока та наконец не сжалилась и не позволила обращаться к себе кратко. Собственно, как и к самой Тени. Так вот - помимо этого инцидента Эль проявила понимание также и в остальном, пусть Алтея и не знала наверняка, удалось ли ей донести до своей новой… госпожи? хозяйки? - она ещё не определилась, как её воспринимать - что она, Тея, попала сюда из другого мира. Эль взяла инициативу в свои руки, и, наладив первоначальный контакт с гостьей из другого мира на пальцах и рисунках, просто затем водила Тень за собой, давая собственными глазами воспринять, как здесь всё устроено.
В этом было что-то ироничное - в том, как Тея тихо и безмолвно ходила за Эль почти везде, молча взирая на её действия, наблюдая за её общением с прислугой и равными по статусу.
В этом было что-то обречённое - в том, как легко она осталась здесь даже после того, как Эль “выключила” сковывающие Тею безжалостным светом огоньки. После того момента минула долгая минута, когда они смотрели друг на друга - юное, но уже одетое в корсет из величественности человеческое существо, и теневое нечто с полузвериной статью. За эту бесконечную минуту Алтея успела передумать многое, и понять, что ей деваться некуда. В интонациях и жестах Эль, в движениях её изящных тонких рук, в твёрдом взгляде читалось: даже если ты сумеешь сбежать, тебя никто не защитит. Всё будет как в первый день - погоня, усмирение и клетка. И это в лучшем случае.
И в то же время… в этом было что-то извращённо, но в своём роде непреложно-правильное. Тень снова обрела того, с кем может - и должна - быть рядом. Пока что просто быть. Присутствовать и наблюдать, не выходя из-за её плеча. С Эль для Алтеи появилось место для существования в этом новом мире. А может быть… однажды та ей даст и смысл.
...Тень медленно кивнула. Помедлив, взяла изящную табличку двумя руками, положила на поджатые колени, не скрытые под тканью, как обычно, растворившейся в тени. Алтея старалась слушать и, главное, слышать Эль, но если та только предоставляла возможность, то старалась избегать прямого света. Вот и сейчас Тея устроилась на кресле, стоящем спинкой к окну, и тень от спинки покрывала её всю, даруя прохладу и некое внутреннее успокоение.
Тея подняла вопросительный взгляд на Эль, коснулась звериным коготком поверхности, неловко выговорила:
- Можно?..
И, получив великодушное дозволение кивком, принялась аккуратно царапать рядом с рисунком собственный. Несколько минут возилась, затем потянулась положить табличку на край стола - по мере возможности, не высовываясь из своего бессветного укрытия - и с некоторым содроганием снова взялась за путанные столовые приборы. Голод всё ещё зудел, да и оставалось понимание, что чем больше она будет пробовать и тренироваться, тем скорее научится, и тем меньше шанс, что её манеры будут вызывать раздражение у Эль. Пусть до сей поры она казалась терпеливой, но Тень прекрасно различала резкие гармоники, когда та была недовольна собеседником.
“Этот олень совсем похож на тех, которые у нас. По крайней мере, дети изображают их также. У нас они живут в лесу”. - Такими словами Тея могла бы сопроводить рисунок, изображавший рогатую оленью морду, выглядывающую из-за частокола деревьев, в качестве которых она почему-то выбрала ели. Наверное потому, что благодаря низко расположенным ветвям те крайне характерно выглядели на уровне оленьей головы.
Вилка с ножом поскрёбывали по тарелке, а Тея тщательно жевала мясо, пытаясь найти во вкусе сочной мякоти и щекочущих язык приправ кардинальное отличие от того, что она могла бы отведать в ресторанах. Одновременно она тихонько бдительно косилась на Эль, и острые ушки подрагивали, словно локаторы, улавливающие малейшее звучание её голоса, а вместе с тем - любое изменение в окружении, будь то громкие шаги в коридоре, или шуршащая поступь подступившего с поклоном за табличкой слуги.

16

Эль едва глянула на ответ, кивнула. Все верно. Олени живут в лесу. И олени, и лисы, и дикие коты, и кабаны. А бывают другие леса, где не бывает оленей, зато бывают чудовищные твари из хаоса. А бывает хаос, в котором пролегают тропы непознаваемых созданий, вроде Короля-Демона… и участь таких, как Тея, там незавидна. А за хаосом – другие миры, вроде тех, откуда пришла Тень. Несправедливо, так глупо и так несправедливо оказаться на этом кусочке тверди, подобно муравьям на краюхе хлеба, которую кто-то уронил в бурный вешний поток. И кругом смерть. И здесь смерть. И сама она смерть.
Эльмирен молча опустила взгляд в тарелку, хмурясь своим мыслям. Отец говорил, кто они – потомки магов, выведенных искусственно, для потребностей древних, как выводят псов, как выводят лошадей. Раньше они лечили и строили, прокрадывали тоннели в горах, искали места для закладки шахт, много чего, мыслимого и немыслимого, а теперь их силы выродились, одичали. Стали разрушительными и бесполезными для чего-либо нужного. И она – одна из них. И в ней дремлет страшный дар до поры. Иногда чувство, электрическая дрожь вызревающего бутона накатывало и захлестывало с головой – вот оно. Скоро, скоро… и существо… что ты за существо? Откуда пришла? И, если ты не станешь жертвой пробудившихся сил, станешь ли ты служить с грузом ужаса на плечах? Эльмирен отвела взгляд, потому что Тень вскинулась – слишком долго и слишком пристально смотрела. И тогда она увлеченно принялась пальцем стирать нарисованных оленей, и нарисованную тарелку.
Рука засновала над планшетом, металл скребся в неведомый темный материал, оставляя белесые дорожки. Неровный кусок тверди – Фернас, на нем схемативно нарисованы деревья, схематично домики, посередине и внизу – уродливый замок на горке, на него указывает стрелка. Рука замерла вдруг. Тень не могла знать, что такое стрелка, она попросту забыла ей это объяснить, но и не пришлось. Между их мирами есть что-то общее, что-то… родное? Задумавшись, она все же продолжила и тщательно закрасила все вокруг – хаос, непознаваемый и фрагментарный. И, в самом углу, отчеркнут участок и на нем нарисована голова с комично вздернутыми ушами. Стрелка из угла в молоко и, еще одна, к подножию нарисованного замка. Но, когда слуга снова отнес планшет Тени, Эль показала вправо и вниз, на угол, спросила – что там такое? Какое оно? Жестом – нарисуй.

17

Тея внимательно, с лёгкой тревогой наблюдала за Эль, за тем как она хмурится. Воспользовавшись безмолвным разрешением, Тень укрылась от льющегося через окна света за спинкой отвёрнутого от них кресла, подобрала ноги, и сейчас острые уши, как антенны, стремились уловить настроение её… госпожи.
“Да… наверное, теперь всё может быть только так, - мимолётно промелькнула грустная мысль, - родные сердца остались где-то далеко, а друзья… возможно ли было бы мне, такой, найти здесь друзей?”
В таких мыслях не было отторжения, не было огораживания себя от живых этого мира - но лишь горькое чувство, что и здесь она будет чужой. Алтея ценила очень высоко, как приблизила её к себе Эль - её, чужеземку с неведомыми силами и намерениями. А потому очень чутко относилась к переменам её настроения, опасаясь найти за ними изменения и отношения к ней, Тее. Словн малейшая оплошность могла привести к тому, что её оттолкнут, отвергнут, выбросят на улицу - или вновь посадят в клетку…
Но нет, к счастью лицо Эль чуть расслабилось, а сама она начала сосредоточенно очищать рисовальную доску и царапать на ней что-то ещё. Тень даже шею вытянула от любопытства - но далее тронуться не посмела. И потому, что это соответствовало некоему этикету, который упорно прививала ей Эль, и потому, что её с Теей разделял свет, а та без крайней необходимости старалась не показываться на нём.
И была безраздельно благодарна своей госпоже за то, что та позволяет ей этот каприз-необходимость, хотя случай уже позволил Эль увидеть, насколько на самом деле Тень соответствует своему прозвищу.
Слуга плавным, экономным жестом передал Алтее рисунок. Та вгляделась в него с любопытством и волнением - как будто перед ней был билет какого-то важного экзамена, экзамена-загадки.
О том, что перед ней схематическая карта, она догадалась почти сразу. Как и узнала в прорисованном замке место, где они находились - по крайней мере, скорее всего именно ему Эль уделила особое старание, оставив другие крупные поселения без внимания. А вот себя в одном из уголков она угадала не сразу, и даже, не удержавшись, хихикнула, смущённая и почему-то польщённая одновременно тем, что Эль уделила ей место в своём рисунке.
Огромный участок, занимавший почти всю табличку, напомнил Тее о континентах. А тёмное пространство вокруг, вероятно было водой. Океаном?
Перестав улыбаться, Тень задумалась. Кончики ушей рассеянно покачивались.
Эль хочет, чтобы она нарисовала свой мир? Или свой дом? А они здесь знакомы с теорией геоцентризма и круглой земли? Как это показать?..
Металлическая палочка негромко постучала о поверхность планшета, прежде чем пуститься в неуверенный путь, вычерчивая новые дорожки и обозначения. Тея решила обойтись пока малым - нарисовала на вытянутом участке два треугольных континента, связанных узким перешейком, как и Эль, закрасила всё кругом, только ещё добавила, увлекшись, очертания волн. Следом, вытягиваемые из памяти, перенеслись на карту линии западного хребта гор - Анды и Кордильеры, протянувшиеся через два континента. Крупные реки, массивы лесов, пустыни… Всё крупное, всё, что смогла вспомнить Тень из школьных карт. Спохватившись, она задумалась, как бы добавить на разрисованные участки города. И как показать, что это именно города. Масштабы ей хотелось сохранить, поэтому башенками или рисованными высотками было не обойтись.
“Тук-тук”, - размеренно постукивал стилос по поверхности, оставляя после себя не след, но звук. Медитативное постукивание увлекало, позволяло сосредоточиться на своих мыслях. В конце концов Тея, решившись, просто поставила жирную точку, обвела её, подписала - “Вашингтон” - и провела к ней стрелку от своего “портрета” в углу доски.
- Это часть мира, - проговорила она, передавая доску с палочкой слуге, - только часть. Я оттуда, - кивок, хотя бы он и не мог показать точно на то место на доске, которая была уже в руках у Эль, - из города… - она запнулась, не зная, как сказать, и пробормотала уже на своём родном языке, просто потому, что ей хотелось завершить мысль, - ...который гораздо, гораздо больше вашего.


Вы здесь » Black&White » Официальная хроника событий » Пропасть - легко, выбраться - невозможно


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно