Защитник, вот, значит, как.
Лютер глянул на него уже совсем по-другому, с долей изумления и, как ни пытался он это скрыть, но и отвращения – то, что он принял за живое существо, на самом деле упертый и неразговорчивый, наделенный собственным сознанием голем. Что же еще она может сотворить... Мгновенно определив для нелюдя самую нижнюю ступень, где-то наравне с механическим конем, маг, тем не менее, тут же и получил сдачи, мыслило это существо не хуже человека, во всяком случае, его красноречивый взгляд, окативший жгучей, но настоящей и живой ненавистью, был вполне человеческим.
И, словно признавая чужое превосходство, бастард отвел глаза, отвернулся, но прекрасно слышал слова ведьмы, ей тоже не понравилось самовольство ее раба.
Когда она ушла, Лютер лег, растянувшись на плаще, сквозь который чувствовалась прохлада земли, уставился перед собой, в небо, синее, выпуклое и еще более холодное. Во всем теле гудела, завывая в суставах, усталость; то ли еще будет завтра, но ничего не поделать, сам вызвался, сам решился и сам сунул голову в петлю. Это пока еще такая ничтожная цена, и жутко думать о том, что ждало впереди, ведь впереди и не было ничего. Пустота, какая сейчас простиралась перед глазами, гулкая и ультрамариново-ледяная, и, если смотреть долго, то, как в детстве, иногда прохватывало до колотья в ладонях страхом упасть туда, в бездонное небо. Иллюзия пространства, иллюзия событий и жизни – ничего нет и не будет теперь, и он сам так решил, сам решился, но все оттого, что просто не мог иначе. Не смог, и судьба подобна взбесившейся кобыле, что несет ребенка все дальше и дальше от жилья, самоубийственно, быстро, через овраги, через ямы, собираясь или расшибиться насмерть, или переломать себе ноги и кувырком покатиться по земле.
Легкие шаги. Сквозь ресницы он видел ее силуэт, но еще яснее слышал, как трава цепляется за подол, как приминаются, переламываясь, не знавшие косы стебли. Подошла, зашуршала платьем, села рядом, несмело и невесомо, как птичка. Хочет знать, что на севере, а ведь одним взглядом могла бы достичь той далекой земли, протянуть руки и все чудеса мира пересыпать из ладони в ладонь. Лютер чуть улыбнулся своим мыслям, поняв, что тоже теперь обречен, он сам так решил.
- Там почти как у нас, леса, болота... провинция называется Местимар, и посреди болот стоит деревянный замок Черной сеидхе, что странствует на мертвом коне. Там Аннайтар, великий город, говорят, он даже больше Виретта, а над ним парит заброшенный замок, попасть туда могут только крылатые рыцари. Еще там, на дне огромного провала, выстроен город, в котором делают вот таких механических лошадей... не знаю, Ивира, я еще не ездил на север. Доберемся – увидим своими глазами, что пересказывать книги.
Казалось, там, далеко на севере, больше чудес - о летающих замках, провале из которого выходят странные существа, но чаще - их творения, девчонка слышала редко. Но метко. Мир настолько огромен, а она не видела и сотой доли его чудес (не догадываясь даже, что сейчас является самым ярким и опасным чудом или, скорее, чудовищем).
- Там меня тоже учуют и узнают, если я выпущу хоть каплю силы? - Ивира посмотрела на беспечно лежащего на покрывале рядом с ней мужчину. Это было несколько неловко. По меркам деревни она была девицей на выданье и даже жених имелся, и детских мыслей давно лишена, а вот стыдливости - нет. Потому спать придется по отдельности.
- Засухи, наводнения, чудовища, хаос – тебе не терпится призвать все это? – Маг повернул голову, и взгляд у него стал серьезным и строгим.
Рыжая почувствовала взгляд, подняла голову и внимательно посмотрела в его темные глаза. Нахмурилась и покачала головой.
- Я.НЕ.Хочу.ТАКОГО. Я хочу просто жить - Уже без интонации, не свойственной девчонке, а властительнице. Последнюю фразу почти умоляюще. От Лютера сейчас зависело многое и Ивира позволяла этому так происходить. Она бы с радостью переложила все на плечи мужчины, только доверие - долгий и шаткий путь по сгнившему мосту.
- Значит, будем жить.
Он улыбался и Рыжей показалось, что всё будет, правда - будет. Потому что маг-бастард оказался не чудовищем и она еще была жива.
Только Защитник, стоя поодаль, хмурился. Ему не нравилось то, что происходило с Ивирой.
- Я... спать пойду. - Неподалеку лежал сброшенный плащ сотворенного и девчонка потянулась к нему, расстилая и пересаживая на него. Холодный. Защитник не был теплым, только иногда нагревался чуть, как земля на солнце, не более, а потом на миг стало холодно. Но ничего. Не страшно.
Стало нелепо и стыдно, что она не какая-то там воспитанная девица, что перед дворянином вот так. Хорошо, что он не смеется с нее, только бы не смотрел Лютер на нее - было бы легче.
Удивительно, но, похитив из рук убийц опаснейшее существо, обрекающее все и вся на страшную гибель, Лютеру было беспросветно-легко. В те дни, что они шли из Сиалема на север, он почти не чувствовал больше ни вины, ни страха – невообразимо юная ведьма-огонек выжгла все напрочь, и казалось, что все так и должно быть, и никто его нигде не ждал, и весь мир позабыл о том, что где-то среди зеленых незрелых полей, по пыльным дорогам тащится безрассуднейший из охотников.
И что-то рождалось в череде случайных прикосновений и взглядов – он боялся думать, он не хотел думать о том, что могло бы быть и о том, что может быть, ему просто нравилось смотреть, как она смеется, примерив утащенную у него шляпу, и как боится вздохнуть в руках, когда он один раз перенес ее через ручей, бессовестно отняв у Защитника это право, и как озадаченно теребит конец толстой рыжей косы, задавая какой-то из своих бесконечных вопросов. И в эти мгновения Лютер ненавидел свой дар, который бессилен был растянуть до бесконечности эти мгновения, повторять снова и снова полет стрекозы над зажатой в зубах сладкой травинкой, еще и еще касаться поутру кончиками пальцев хрупкого плеча.
В какой-то из дней они прошли границу – где-то у самого горизонта чернела угрюмая усеченная башня, обгорелая и перестроенная, каменный форпост седой древности, когда не то что Лютер, даже его отец еще не появился на свет. Это было окончательным освобождением от нависавшей над всеми троими тенью алчного хищного Виретта, отчаянной волей, которая отныне как ветер – иди куда хочешь. И, хотя поля и дороги в Нижней Катре были ровно такими же точно, как в Сиалеме, дышать стало легче. Нет, все же отличия были – меньше леса, меньше всадников и больше людей в бесконечных полях, что тянулись и тянулись, покуда хватало глаз, и по вечерам находились хутора и крохотные городки, где можно было остановиться, чтобы не ночевать под открытым небом. Поначалу были опасения относительно подозрений, которые может вызвать их странная компания, но потом затупились, истерлись и они, и только упрятанный в кошель перстень с василиском иногда казался похожим на завязанную в мешке разъяренную осу.
- Смотри, у них какой-то праздник, пошли, посмотрим? – Выросший в городе, Лютер представления не имел, что могут праздновать крестьяне, но разукрашенное соломенными венками и лентами поле, заполненное людьми вызывало интерес. В Виретте такого не было, а, если и было, явно никто не считал такие игрища подходящим местом для бастарда истинного мага.